51. ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПРОКУРОР ШТАТА ИЛЛИНОЙС В ПОИСКАХ ДРУКА

Экспресс доставил Туска в Нью-Йорк без четверти девять утра. Спустя несколько минут он уже был на Бруклин-стрит, 8 и поднимался по лестнице в квартиру бывшего стряпчего Роберта Друка.
На его стук долго не отворяли. Наконец раздалось кряхтенье, и старушка в чепце приотворила дверь.
- Проведите меня в комнату вашего сына, - отрывисто произнес пожилой джентльмен, снимая шляпу и входя в кухню. - Я намерен у вас остановиться.
- Великий боже, сэр! - воскликнула старушка. - Вы не агент полиции?
- Я друг вашего сына, - ответил гость, положил чемодан и шляпу на стул и сделал движение, чтоб пройти дальше.
- Был тут один такой... - задумчиво ответила старушка. - Только он был, сэр, весь голый, за исключением чресел, как говорится в библии, и сверху донизу вымазан дегтем. "Я друг-приятель вашего сына, - сказал он мне и скушал, бедняжка, кусочек пудинга, - даром что, говорит, в таком виде". Уж не вы ли это, переодевшись и помывшись?
- Я самый, - спокойно ответил Туск и проследовал внутрь квартиры.
Старушка провела его в комнату Боба, где все сияло чистотой и, казалось, поджидало своего хозяина. По пути она сообщила ему, что со дня смерти своей кошки Молли она замкнулась в своем горе и, если он согласен, может разомкнуться для него на часок-другой, между растопкой печки и варкой обеда.
- Не размыкайтесь! - перебил ее Туск. - Кроме того, у вас нет причин для горя. Роберт Друк жив, он через месяц, а может быть, и через день, будет дома.
Старушка вскрикнула. Но Туск, в свою очередь, замкнулся перед самым ее носом и, оставшись в запертой комнате, немедленно приступил к делу. Он нашел левое окно, отсчитал паркетные плиты, пустил в ход перочинный нож. Паркетная плита была вынута без всякого труда, а под ней лежал конверт, на котором было написано:

ТАЙНА ИЕРЕМИИ МОРЛЕНДЕРА

Туск схватил его, распечатал и, сев в кресло возле окна, погрузился в чтение. Рукопись оказалась отрывочными записями стряпчего Друка. Мы приводим ее, выпустив несущественные подробности:
"Сегодня старый Морлендер приезжал в контору. Он советовался с Крафтом. Лицо его было взволнованно. После занятий патрон позвал меня в кабинет и сказал:
- Боб, вы честный и умный парень. Я хочу оказать вам доверие. Вот завещание мистера Морлендера, где он делит все свое состояние поровну между сыном и миссис Ортон, а на случай ее кончины - мисс Вивиан Ортон и другими детьми миссис Ортон, буде они родятся. Последнее открытие свое он завещал сыну, чтоб сын его употребил чертежи на пользу американского народа и всего человечества. Копию я оставляю у себя. Оригинал вручаю вам, и вы его храните как зеницу ока.
Я удивился, однако выполнил в точности волю патрона. После этого Иеремия Морлендер уехал по командировке Кресслинга в Россию. Получили письмо от миссис Ортон, где она выражает тревогу о состоянии здоровья Морлендера и спрашивает нас, где он находится. Патрон написал ответ".
"Новостей никаких".
"Новостей никаких, кроме странных слухов о том, будто бы Морлендер перед отъездом женился на миссис Элизабет Вессон. Патрон принес кипу русских газет и долго совещался о чем-то с переводчиком. Меня не посвятили в дело".
"Недоволен патроном: он явно держит меня в резерве. Решил сам заняться расследованием. Целую неделю вынюхивал, кто такая Элизабет Вессон. Узнал странные вещи: она - личный секретарь Джека Кресслинга. Начал розыски с другого конца. Миссис Ортон, о которой говорится в завещании, - машинистка в конторе того же Кресслинга".
"Новостей никаких".
"Новость потрясающая! Миссис Ортон скоропостижно умерла".
"Сегодня патрон удивил меня своей нервозностью. Дергался, оглядывался по сторонам, бледнел. Пожаловался мне, что видит плохие сны и начал бояться смерти, чего с ним раньше никогда не было. Я посоветовал взять недельный отпуск и проехаться в Атлантик-Сити. Он согласился со мной, хочет только дождаться приезда Морлендера".
"У нас в конторе штурм и дранг! Старый Морлендер приехал, но мертвый, в цинковом гробу. Просто не верится этому. Его убили где-то в России большевики. Патрон мрачен, как туча".
"Патрон умер! Автомобиль попал под трамвай. Шофер жив, патрона раздавило. Наша контора закрыта на три дня".
"На место Крафта назначен ликвидатором какой-то итальянец, синьор Грегорио. Он рассчитал всех наших клерков и посадил своих. Я оставлен впредь до сдачи дел. Прислали новое завещание Морлендера, завтра увижу".
"День потрясающий! Роберт Друк, ты - свидетель преступления! Держи язык за зубами! Дело по порядку такое; я видел завещание, привезенное из России. Оно аннулирует все предыдущие и передает капитал Морлендера целиком миссис Элизабет Вессон, а чертежи изобретения - Лиге империалистов. Мисс Ортон и молодой Морлендер оставлены на бобах. Но дело-то в том, что подпись Морлендера подделана самым явным образом. Я мог бы доказать это, если б захотел. Но я боюсь начать дело неизвестно против кого. Упрятал старое завещание в тайник. Решил ждать каких-нибудь наследников Ортон или Морлендера, чтобы начать дело вместе с ними. Грегорио рвет и мечет в поисках старого завещания. Я веду себя как сознательный олух. Этот синьор мне очень не по вкусу. Не знаю наверное, но думаю, что он не без прибыли в этом деле".
"Сегодня в контору приходила горбатая девушка, назвалась мисс Ортон. Она поглядела на меня, сняв вуальку, - более красивого лица в жизни моей не видал. Спросила патрона. Я сунул ей свой адрес. Синьор Грегорио ее принял и вел себя весьма подозрительно, клерк звонил куда-то по телефону. Боюсь, что он догадался, что это наследница и что она может оспорить новое завещание. Жду ее сейчас к себе..."
На этом месте рукопись прерывалась. Мистер Туск глубоко вздохнул и несколько минут сидел в полной неподвижности. Потом он развернул записную книжку, прочел два адреса: "Нью-Джерсей, 40" и "Береговое шоссе, 174"; взял свой портфель, уложил туда прочитанную рукопись и вышел.
- Миссис Друк, - сказал он старушке, - я вернусь к обеду. Никому ни единого слова о моем приезде. Никого не пускайте в квартиру.
Спустившись вниз, он нанял автомобиль и велел ехать в Нью-Джерсей, 40.
Через два-три квартала они остановились у элегантного здания со швейцаром, лифтом и золоченой решеткой. Туск зашел туда, навел справку и через минуту вышел.
- Береговое шоссе, сто семьдесят четыре, - отрывисто сказал он шоферу.
Теперь они помчались вон из города. Блестящие, многолюдные улицы одна за другой отлетали направо и налево. Надвигалось пустынное шоссе с мрачными редкими постройками, окруженными садами, с бесконечными заборами и огородами.
Прохожих становилось все меньше и меньше. Наконец автомобиль свернул в сторону, въехал на асфальтовый двор и остановился у мрачной черной решетки, за которой расстилался парк.
- Ждите меня здесь. Если не дождетесь, поднимите тревогу. Я генеральный прокурор штата Иллинойс, - повелительно сказал он шоферу, спрыгивая на землю.
На звонок мистера Туска дверь приотворил высокий мужчина в белом фартуке, с лицом, изрытым оспой.
- Что надо? Приема нет! - грубо крикнул он, не снимая цепочки.
Туск махнул в воздухе своим документом:
- Сию минуту впустить меня! Я генеральный прокурор, посланный сюда ревизовать сумасшедшие дома.
- Директора нет в Нью-Йорке, сэр, - в замешательстве ответил мужчина. - Я имею приказание не пускать никого до его приезда.
- Государство назначило ревизию как раз в отсутствие директоров, - невозмутимо ответил Туск, пристально глядя на привратника. - Впустите, пока я не свистнул полицейского.
Сильно побледнев, привратник снял цепочку.
Туск быстро вошел, нащупал свой револьвер и пропустил вперед высокого мужчину. Тот нехотя повел его вдоль тусклых, мрачных коридоров, в которые выходили бесчисленные двери. Из-за дверей несся дикий вой, плач и исступленные крики несчастных, от которых в жилах менее спокойного человека остановилась бы кровь. Но Туск шел как ни в чем не бывало, приказывая открывать камеры и заглядывая в них бесстрашным оком. Он видел истязуемых, умирающих, катающихся в корчах, видел оцепеневших и глядящих в одну точку, видел пляшущих - пожалуй, более страшных, чем первые. Но самым потрясающим были странные, бледные бритые люди, сидевшие, как сторожевые собаки, на цепи, ввинченной в стену. У одного из них был вырезан язык.
- Я здоров, - шепнул мистеру Туску бледный человек на цепи. - Меня здесь держат родственники. Расследуйте мое дело!
- Все они так говорят! - прорычал привратник, покосившись на несчастного с дикой ненавистью.
Туск спросил имя и фамилию пленника, занес в свою книжку, вышел в коридор и пристально поглядел на привратника:
- Вы показали мне все камеры?
- Все! - отрезал мужчина.
- Вы лжете! Ведите в сто тридцать второй номер!
- Там сидит личный родственник директора, мы за него отвечаем, - пробормотал привратник, становясь из бледного красным, а из красного - фиолетовым.
Туск уставился на него повелительно, и мужчина побрел вперед неверной походкой.
Они вышли на лестницу и стали спускаться вниз. Один, два, три этажа... Стены стали сочиться сыростью; на лестнице стоял отвратительный запах плесени; лампочки горели тускло. Глубоко внизу шел еще один коридор со странными нишами. Здесь царствовало безмолвие. Ни единого звука не доносилось, кроме тихого шелеста воды по стенам. Шаги гулко отдавались в ушах.
Привратник загремел ключами и с большим трудом отпер тяжелый железный замок.
Камера N_132 была темным, сырым погребом. Свет проникал через коридорное окно. В углу на соломе, скорчившись, спал узник.
Привратник направил на него свет фонаря. Спящий человек зашевелился, вскочил, повернул к мистеру Туску бескровное лицо и дико вскрикнул.
- Не бойтесь, я генеральный прокурор штата Иллинойс! - отчеканил мистер Туск, подойдя к нему вплотную и пристально на него глядя. - Я получил ваше письмо. Расследование начато. Одевайтесь, я беру вас с собой!
Привратник уронил на пол ключи.
- Профессор убьет меня! - пробормотал он дико. - Я не выпущу этого человека, будь вы хоть сам президент!
- Поворачивайтесь, милейший! - крикнул Туск, направляя на него свои серые глаза. - Что это еще за чепуха! Выдать одежду мистера Друка! Раз, два, три!
Через десять минут Туск и Роберт Друк как ни в чем не бывало вышли из дверей сумасшедшего дома и уселись в автомобиль, к великой радости перепуганного шофера.
- Ну, - отрывисто сказал Туск, когда они тронулись, - я вас слушаю, Друк.