IV. ЭКЗАМЕН ПО ГЕОГРАФИИ

-- Повелевай мною! -- продолжал Хоттабыч, глядя на Вольку
преданными глазами. -- Нет ли у тебя какого-нибудь горя, о
Волька ибн Алеша? Скажи, и я помогу тебе. Не гложет ли тебя
тоска?
-- Гложет, -- застенчиво отвечал иолька. -- у меня сегодня
экзамен по географии.
-- Экзамен по географии? -- вскричал старик и торжественно
поднял свои иссохшие волосатые руки. -- Экзамен по географии?
Знай же, о изумительнейший из изумительных, что тебе неслыханно
повезло, ибо я больше кого-либо из джиннов богат знаниями по
географии, -- я, твой верный слуга Гассан Абдуррахман ибн
Хоттаб. Мы пойдем с тобой в школу, да будут благословенны ее
фундамент и крыша! Я буду тебе незримо подсказывать ответы на
все вопросы, которые будут тебе заданы, и ты прославишься среди
учеников своей школы и среди учеников всех школ твоего
великолепного города.
-- Спасибо, Гассан Хоттабыч, -- тяжко-тяжко вздохнул Волька.
-- Спасибо, только никаких подсказок мне не надо. Мы -- пионеры
-- принципиально против подсказок. Мы против них организованно
боремся.
Ну откуда было старому джинну, проведшему столько лет в
заточении, знать ученое слово "принципиально"? Но вздох,
которым его юный спаситель сопроводил свои слова, полные
печального благородства, утвердили Хоттабыча в убеждении, что
помощь его нужна Вольке ибн Алеше больше, чем когда бы то ни
было.
-- Ты меня очень огорчаешь своим отказом, -- сказал
Хоттабыч. -- И ведь, главное, учти: никто моей подсказки не
заметит.
-- Ну да! -- горько усмехнулся Волька. -- У Сергея
Семеновича такой тонкий слух, спасу нет!
-- Теперь ты меня не только огорчаешь, но и обижаешь, о
Волька ибн Алеша. Если Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб говорит,
что никто не заметит, значит так оно и будет.
-- Никто-никто? -- переспросил для верности Волька.
-- Никто-никто. То, что я буду иметь счастье тебе
подсказать, пойдет из моих почтительных уст прямо в твои
высокочтимые уши.
-- Просто не знаю, что мне с вами делать, Гассан Хоттабыч,
-- притворно вздохнул Волька. -- Ужасно не хочется огорчать вас
отказом... Ладно, так и быть!.. География -- это тебе не
математика и не русский язык. По математике или русскому я бы
ни за что не согласился на самую малюсенькую подсказку. Но
поскольку география все-таки не самый главный предмет... Ну,
тогда пошли побыстрее!.. Только... -- Тут он окинул критическим
взором необычное одеяние старика. -- М-м-м-да-а-а... Как бы это
вам переодеться, Гассан Хоттабыч?
-- Разве мои одежды не услаждают твой взор, о достойнейший
из Волек?-- огорчился Хоттабыч.
-- Услаждают, безусловно услаждают, -- дипломатично ответил
Волька, -- но вы одеты... как бы это сказать... У нас несколько
другая мода... Ваш костюм слишком уж будет бросаться в глаза...
Через минуту из дома, в котором с сегодняшнего дня проживала
семья Костыльковых, вышел Волька, держа под руку Хоттабыча.
Старик был великолепен и новой парусиновой пиджачной паре,
украинской вышитой сорочке и твердой соломенной шляпе канотье.
Единственное, что он не согласился сменить, была обувь.
Сославшись на мозоли трехтысячелетней давности, он остался в
своих розовых туфлях с загнутыми носками, которые в свое время
свели бы, вероятно, с ума самого большого модника при дворе
калифа Гаруна аль Рашида.
И вот Волька с преобразившимся Хоттабычем почти бегом
приблизились к подъезду 245-й мужской средней школы. Старик
кокетливо посмотрелся в стеклянную дверь, как в зеркало, и
остался собой доволен.
Пожилой швейцар, солидно читавший газету, с удовольствием
отложил ее, завидев Вольку и его спутника. Ему было жарко и
хотелось поговорить.
Перескакивая сразу через несколько ступенек, Волька помчался
вверх по лестнице. В коридорах было тихо и пустынно -- верный и
печальный признак, что экзамены уже начались и что Волька,
следовательно, опоздал!
-- А вы, гражданин, куда? -- благожелательно спросил швейцар
Хоттабыча, последовавшего было за своим юным другом.
-- Ему к директору нужно! -- крикнул сверху Волька за
Хоттабыча.
-- Извините, гражданин, директор занят. Он сейчас ва
экзаменах. Зайдите, пожалуйста, ближе к вечеру.
Хоттабыч сердито насупил брови:
-- Если мне будет позволено, о почтенный старец, я предпочел
бы подождать его здесь. -- Затем он крикнул Вольке: -- Спеши к
себе в класс, о Волька ибн Алеша, я верю, ты потрясешь своими
знаниями учителей своих и товарищей своих!
-- Вы ему, гражданин, дедушкой приходитесь или как? --
попытался швейцар завязать разговор.
Но Хоттабыч, пожевав губами, промолчал. Он считал ниже
своего достоинства беседу с привратником.
-- Разрешите предложить вам кипяченой воды, -- продолжал
между тем швейцар. -- Жара сегодня -- не приведи господь.
Налив из графина полный стакан, он повернулся, чтобы подать
его неразговорчивому незнакомцу, и с ужасом убедился, что тот
пропал неизвестно куда, словно сквозь паркет провалился.
Потрясенный этим невероятным обстоятельством, швейцар залпом
опрокинул в себя воду, предназначенную для Хоттабыча, налил и
осушил второй стакан, третий и остановился только тогда, когда
в графине не осталось ни единой капли. Тогда он откинулся на
спинку стула и стал в изнеможении обмахиваться газетой.
А в это время на втором этаже, как раз над швейцаром, в
шестом классе "Б", происходила не менее волнующая сцена. Перед
классной доской, увешанной географическими картами, за столом,
по-парадному покрытым сукном, разместились учителя во главе с
директором школы Павлом Васильевичем. Перед ними сидели на
партах чинные, торжественно подтянутые ученики. В классе стояла
такая тишина, что слышно было, как где-то под самым потолком
монотонно гудит одинокая муха. Если бы ученики шестого класса
"Б" всегда вели себя так тихо, это был бы безусловно самый
дисциплинированный класс во всей Москве.
Нужно, однако, подчеркнуть, что тишина в классе была вызвана
не только экзаменационной обстановкой, но и тем, что выкликнули
к доске Костылькова, а его в классе не оказалось.
-- Костыльков Владимир! -- повторил директор и окинул
недоумевающим взглядом притихший класс.
Стало еще тише.
И вдруг из коридора донесся гулкий топот чьих-то бегущих
ног, и в тот самый момент, когда директор в третий и последний
раз провозгласил "Костыльков Владимир!", с шумом распахнулась
дверь и запыхавшийся Волька пискнул:
-- Я!
-- Пожалуй к доске, -- сухо промолвил директор. -- о твоем
опоздании мы поговорим позже.
-- Я... я... я болен, -- пробормотал Волька первое, что ему
пришло в голову, и неуверенным шагом приблизился к столу.
Пока он размышлял, какой бы из разложенных на столе билетов
ему выбрать, в коридоре прямо из стены появился старик Хоттабыч
и с озабоченным видом прошел сквозь другую стену в соседний
класс.
Наконец Волька решился: взял первый попавшийся билет,
медленно-медленно, пытая свою судьбу, раскрыл его и с
удовольствием убедился, что ему предстоит отвечать про Индию.
Как раз про Индию он знал много. Он и давно интересовался этой
страной.
-- Ну что ж, -- сказал директор, -- докладывай.
Начало билета Волька даже помнил слово в слово по учебнику.
Он раскрыл рот и хотел сказать, что полуостров Индостан
напоминает по своим очертаниям треугольник, что омывается этот
огромный треугольник Индийским океаном и его частями:
Аравийским морем -- на западе и Бенгальским заливом -- на
востоке, что на этом полуострове расположены две большие страны
-- Индия и Пакистан, что населяет их добрый, миролюбивый народ
со старинной и богатой культурой, что американские и английские
империалисты все время нарочно стараются поссорить обе эти
страны, и так далее и тому подобное. Но в это время в соседнем
классе Хоттабыч прильнул к стенке и трудолюбиво забормотал,
приставив ко рту ладонь трубкой:
-- Индия, о высокочтимый мой учитель...
И вдруг Волька, вопреки собственному желанию, стал пороть
совершенно несусветную чушь:
-- Индия, о высокочтимый мой учитель, находится почти на
самом краю земного диска и отделена от этого края безлюдными и
неизведанными пустынями, ибо на восток от нее не живут ни
звери, ни птицы. Индия -- очень богатая страна, и богата она
золотом, которое там не копают из земли, как в других странах,
а неустанно, день и ночь, добывают особые, золотоносные
муравьи, каждый из которых величиной почти с собаку. Они роют
себе жилища под землею и трижды в сутки выносят оттуда на
поверхность золотой песок и самородки и складывают в большие
кучи. Но горе тем индийцам, которые без должной сноровки
попытаются похитить это золото! Муравьи пускаются за ними в
погоню, и, настигнув, убивают на месте. С севера и запада Индия
граначит со страной, где проживают плешивые люди. И мужчины и
женщины, и взрослые и дети -- все плешивые в этой стране, и
питаются эти удивительные люди сырой рыбой и древесными
шишками. А еще ближе к ним лежит страна, в которой нельзя ни
смотреть вперед, ни пройти, вследствие того, что. там в
неисчислимом множестве рассыпаны перья. Перьями заполнены там
воздух и земля: они-то и мешают видеть...
-- Постой, постой, Костыльков! -- улыбнулся учитель
географии. -- Никто тебя не просит рассказывать о взглядах
древних на географию Азии. Ты расскажи современные, научные
данные об Индии.
Ах, как Волька был бы счастлив изложить свои познания по
этому вопросу! Но что он мог поделать, ее уже больше не был
властен над своей речью и своими поступками! Согласившись на
подсказку Хоттабыча, он стал безвольной игрушкой в его
доброжелательных, но невежественных руках. Он хотел
подтвердить, что, конечно, то, что он только что сказал, ничего
общего не имеет с данными современной науки, но Хоттабыч за
стеной недоуменно пожал плечами, отрицательно мотнув головой, и
Волька здесь, перед экзаменационным столом, вынужден был также
пожать плечами и отрицательно мотнуть головой:
-- То, что я имел честь сказать тебе, о высокочтимый,
основано на самых достоверных источниках, и на более научных
сведений об Индии, чем те, которые только что, с твоего
разрешения, сообщил тебе.
-- С каких это пор ты, Костыльков, стал говорить старшим
"ты"? -- удивился учитель географии. -- И прекрати, пожалуйста,
отвечать не по существу. Ты на экзамене, а не на
костюмированным вечере. Если ты не знаешь этого билета, то
честнее будет так и сказать. Кстати, что ты там такое наговорил
про земной диск. Разве тебе не известно, что Земля-шар!
Известно ли Вольке Костылькову, действительному члену
астрономического кружка при Московском планетарии, что Земля --
шар! Да ведь это знает любой первоклассник!
Но Хоттабыч за стеной рассмеялся, и Волька только
усмехнулся:
-- Ты изволишь шутить над твоим преданнейшим учеником! Если
бы Земля была шаром, воды стекли бы с нее вниз и люди умерли бы
от жажды, а растения засохли. Земля, о достойнейший и
благороднейший из преподавателей и наставников, имела и имеет
форму плоского диска и омывается со всех сторон величественной
рекой, называемой "Океан". Земля покоится на шести слонах, а те
стоят на огромной черепахе. Вот как устроен мир, о учитель!
Экзаменаторы смотрели на Вольку со все возрастающим
удивлением. Тот от ужаса и сознания своей полнейшей
беспомощности покрылся холодным потом.
Ребята в классе все еще не могли разобраться, что такое
произошло с их товарищем, но кое-кто начинал посмеиваться. Уж
очень это забавно получилось про страну плешивых, про страну,
наполненную перьями, про золотоносных муравьев величиной с
собаку, про плоскую Землю, покоящуюся на шести слонах и одной
черепахе. Что касается Жени Богорада, закадычного Волькиного
приятеля и звеньевого его звена, то он не на шутку
встревожился. Кто-кто, он-то отлично знал, что Волька --
староста астрономического кружка и уж во всяком случае знает,
что Земля -- шар. Неужели Волька ни с того, ни с сего вдруг
решил хулиганить, и где -- на экзаменах? Очевидно, Волько
заболел. Но чем? Что это за странная, небывалая болезнь? И
потом, очень обидно за звено. Все экзамены шло первым по своим
показателям, и вдруг все летит кувырком из-за нелепых ответов
Костылькова, такого дисциплинированного и сознательного
пионера!
-- Ты все это серьезно, Костыльков? -- спросил учитель,
начиная сердиться.
-- Серьезно, о учитель -- отвечал Волька.
-- И тебе нечего добавить? Неужели ты полагаешь, что
отвечаешь по существу твоего билета?
-- Нет, не имею, -- отрицательно покачал головой там, за
стенкой, Хоттабыч.
Н Волька, изнывая от чувства своей беспомощности перед
силой, толкающей его к провалу, также сделал отрицательный
жест.
-- Нет, не имею. Разве только, что горизонты в богатой Индии
обрамлены золотом и жемчугами.
-- Невероятно, -- развел руками экзаменатор.
Не может быть, чтобы Костыльков хотел подшутить над своими
учителями.
Он нагнулся и шепнул на ухо директору:
-- По-моему, мальчик не совсем здоров.
-- Очень может быть, -- согласился директор.
Экзаменаторы, искоса бросая быстрые взгляды па Вольку, стали
тихо совещаться. Потом Сергей Семенович, учитель географии,
прошептал:
-- Попробуем задать ему вопрос исключительно для того, чтобы
он успокоился. Разрешите задать из прошлогоднего курса?
Все согласились, и Сергей Семенович обратился к Вольке:
-- Ну, Костыльков, успокойся, вытри слезы, не нервничай.
Можещь ты нам рассказать для начала о том, что такое горизонт?
Это из курса пятого класса.
-- О горизонте? -- обрадовался Волька. -- Это, Сергей
Семенович, очень просто: Горизонтом называется воображаемая
линия...
Но снова за стеной закопошился Хоттабыч, и Волька снова пал
жертвой подсказки.
-- Горизонтом, о высокочтимый учитель, -- поправился он, --
горизонтом я назову ту грань, где хрустальный купол
соприкасается с краем Земля.
-- Час от часу не легче! Как прикажешь понимать твои слова
насчет хрустального купола небес: в буквальном или переносном
смысле слова?
-- В буквальном, о учитель, -- подсказал из соседнего класса
Хоттабыч.
И Вольке пришлось вслед за ним повторить:
-- В буквальном, о учитель.
-- В переносное! -- прошипел ему кто-то с задней скамейки.
Но Волька снова промолвил:
-- Конечно, в буквальном.
-- Значит, как же? -- все еще не верил своим ушам учитель
геограафии.-- Значит, небо, по-твоему, твердый купол?
-- Твердый.
-- И, значит, есть такое место, где Земля кончается?
-- Есть такое место, о высокочтимый мой учитель.
За стеной Хоттабыч одобрительно кивал головой и
удовлетворенно потирал свои сухие ладошки.
В классе наступила напряженная тишина. Самые смешливые
ребята перестали улыбаться: с Волькой определенно творилось
неладное.
Директор встал из-за стола, озабоченно пощупал Волькин лоб.
Температуры не было.
Но Хоттабыч за стеной растрогался, отвесил низкий поклон,
коснулся, по восточному обычаю, лба и груди и зашептал. И
Волька, понуждаемый той же недоброй силой, в точности повторил
эти движения:
-- Благодарю тебя, о великодушнейший Павел ибн Василий!
Благодарю тебя за беспокойство, но оно ни к чему. Оно излишне,
ибо я, хвала аллаху, совершенно здоров.
Это получилось на редкость нелепо и смешно. Но так велика
была уже тревога ребят за Вольку, что ни у кого из них и тени
улыбки на лице не появилось. А директор ласково взял Вольку за
руку, вывел из класса и погладил по поникшей голове:
-- Ничего Костыльков, не унывай... Видимо, ты несколько
переутомился... Придешь, когда хорошенько отдохнешь, ладно?
-- Ладно, -- сказал Волька. -- Только, Павел Васильевич,
честное пионерское, я нисколько, ну совсем нисколечко не
виноват!
-- А я тебя ни в чем и не виню, -- мягко отвечал директор.
-- Знаешь, давай заглянем к Петру Иванычу.
Петр Иваныч -- школьный доктор -- минут десять выслушивал и
выстукивал Вольку, заставил его зажмурить глаза, вытянуть перед
собой руки и стоять с растопыренными пальцами, постучал по его
ноге ниже коленки, чертил стетоскопом линии на его голом теле.
За это время Волька окончательно пришел в себя. Щеки его снова
покрылись румянцем, настроение поднялось.
-- Совершенно здоровый мальчик, -- сказал Петр Иваныч
директору. -- То есть, прямо скажу: на редкость здоровый
мальчик! Надо полагать, сказалось небольшое переутомление.
Переусердствовал перед экзаменами... А так здоров,
здо-о-о-ро-о-ов! Микула Селянинович, да и только!
Это не помешало ему на всякий случай накапать в стакан
каких-то капель, и Микуле Селяниновичу пришлось скрепя сердце
проглотить их.
И тут Вольке пришла в голову шальная мысль. А что, если
именно здесь, в кабинете Петра Иваныча, воспользовавшись
отсутствием Хоттабыча, попробовать сдать Павлу Васильевичу
экзамен?
-- Павел Васильевич! -- обратился он к директору. -- Вот и
Петр Иваныч говорит, что я здоров. Разрешите, я вам тут же на
все вопросы отвечу по географии. Вот вы увидите...
-- Ни-ни-ни! -- замахал руками Петр Иваныч. -- Ни в коем
случае не рекомендую. Пусть лучше ребенок несколько денечков
отдохнет. География от него никуда не убежит.
-- Что верно, то верно, -- облегченно промолвил директор,
довольный, что все в конечном счете так благополучно обошлось.
-- Иди-ка ты, дружище Костыльков, до дому, до хаты и отдыхай.
Отдохнешь хорошенько -- приходи и сдавай. Я уверен, что ты
обязательно сдашь на пятерку... А вы как думаете, Петр Иваныч?
-- Такой богатырь? Да он меньше чем на пять с плюсом ни за
что не пойдет!
-- Да, вот что... -- сказал директор. -- А не лучше ли
будет, если кто-нибудь его проводит до дому?
-- Что вы, что вы, Павел Васильевич? -- всполошился Волька.
-- Я отлично сам дойду.
Не хватало только, чтобы провожатый столкнулся носом к носу
с этим каверзным стариком Хоттабычем!
Волька выглядел уже совсем хорошо, и Павел Васильевич со
спокойной душой отпустил его домой.
В коридоре за Волькиной спиной возник из стены сияющий
Хоттабыч, но, заметив директора, снова исчез. А Волька,
простившись с Павлом Васильевичем, спустился по широкой
лестнице в вестибюль.
Ему бросился навстречу швейцар.
-- Костыльков! Тут с тобой дедушка приходил или кто, так
он...
Но как раз в это время из стены появился старик Хоттабыч. Он
был весел, очень доволен собой и что-то напевал себе под нос.
-- Ой! -- тихо вскрикнул швейцар и тщетно попытался налить
себе воды из пустого графина.
А когда он поставил графин на место и оглянулся, в вестибюле
не было ни Вольки Костылькова, ни его загадочного спутника. Они
уже вышли на улицу и завернули за угол.
-- Заклинаю тебя, о юный мой повелитель, -- горделиво
обратился Хоттабыч, нарушив довольно продолжительное молчание,
-- потряс ли ты своими знаниями учителей своих и товарищей
своих?
-- Потряс! -- вздохнул Болька и с ненавистью посмотрел на
старика.
Хоттабыч самодовольно ухмыльнулся.

далее >>>